Ксения Ларина
журналист "Эха Москвы"
Алексею Девотченко
Думаю ли я о тебе?
Мои смерти были жуткие, папа, мама.
Леша, ты такой близкий, совсем рядом.
Я знала что ты уйдешь. Каждая наша встреча - прощание. Маленький афоризм прощания оставался после каждой встречи: будь ты в образе на сцене, или со мной рядом в пути.
Леша.
Говорят, друзей после сорока не заводят. Мы стали друзьями. Даже не друзьями, нет, чем-то большим, страстным, верным.
Помню наше знакомство-ты позвал на "Эпитафию" , которую играл на Страстном. Позвал через ЖЖ, мы не были знакомы, я разволновалась, мы пришли с Ирой Петровской. Потом после спектакля ждали тебя в буфете. Пришел. Скромный. Немногословный. Неловкость молчания помню.
А потом ты пришел ко мне на Эхо. И этот момент стихийной, опрокидывающей близости - душевной, сердечной, интуитивной - я не забуду никогда. Мы родные души. Мы родные души.
Лешечка.
Читаю и читаю нашу многолетнюю переписку в чате Фейсбука.
Слушаю стихи.
Смотрю и пересматриваю все твои спектакли и выступления, которые остались в сети.
Трагический герой, да. Трагедийный. С такой чистой нежной душой . С такой поразительной мудростью.
С таким прелестным ( прэлестным) аристократичным юмором.
Ты все знал про себя. Неприкаянность, метания души твоей совсем не связаны с болезнью. Болезнь - это как адаптация к серости. Просто здесь принято быть понятным. Здесь только понятным место.
Леша, я никогда не забуду тебя.
И красные перчаточки Шута буду хранить вечно. Спасибо тебе за них.
журналист "Эха Москвы"
Алексею Девотченко
Думаю ли я о тебе?
Мои смерти были жуткие, папа, мама.
Леша, ты такой близкий, совсем рядом.
Я знала что ты уйдешь. Каждая наша встреча - прощание. Маленький афоризм прощания оставался после каждой встречи: будь ты в образе на сцене, или со мной рядом в пути.
Леша.
Говорят, друзей после сорока не заводят. Мы стали друзьями. Даже не друзьями, нет, чем-то большим, страстным, верным.
Помню наше знакомство-ты позвал на "Эпитафию" , которую играл на Страстном. Позвал через ЖЖ, мы не были знакомы, я разволновалась, мы пришли с Ирой Петровской. Потом после спектакля ждали тебя в буфете. Пришел. Скромный. Немногословный. Неловкость молчания помню.
А потом ты пришел ко мне на Эхо. И этот момент стихийной, опрокидывающей близости - душевной, сердечной, интуитивной - я не забуду никогда. Мы родные души. Мы родные души.
Лешечка.
Читаю и читаю нашу многолетнюю переписку в чате Фейсбука.
Слушаю стихи.
Смотрю и пересматриваю все твои спектакли и выступления, которые остались в сети.
Трагический герой, да. Трагедийный. С такой чистой нежной душой . С такой поразительной мудростью.
С таким прелестным ( прэлестным) аристократичным юмором.
Ты все знал про себя. Неприкаянность, метания души твоей совсем не связаны с болезнью. Болезнь - это как адаптация к серости. Просто здесь принято быть понятным. Здесь только понятным место.
Леша, я никогда не забуду тебя.
И красные перчаточки Шута буду хранить вечно. Спасибо тебе за них.
попробуй найти
тех у кого слезы
совсем близко рядом
то есть кто принимает
такие вещи так как принял этот человек.
ты должен найти таких
людей. ты не умеешь искать…
Комментариев нет:
Отправить комментарий